Эволюция режима Путина. Внутренний круг и внешние преграды.
Павел К. Баев, Problems of Post-Communism, том 51, №6, стр. 3-13 (ноябрь-декабрь) (США)
(“The Evolution of Putin’s Regime. Inner Circles and Outer Walls” by Pavel K. Baev).
Павел К. Баев – старший исследователь при Научно-исследовательском институте по вопросам международного мира (International Peace Research Institute) в Осло, Норвегия. Министерство Обороны Норвегии обеспечило поддержку этого проэкта. Более ранняя версия этой статьи была представлена на семинаре “Выборы в России и европейский выбор России” в Институте международных отношении Финляндии, в Хельсинки, 16 января 2004 года. Автор благодарит Стивена Хэнсона (Stepheb Hanson) и других коллег из PONARS*, высказавших свои замечания в отношении предыдущей версии этой статьи, а также двух людей, предоставивших информацию и пожелавших остаться неизвестными.
* Программа по новым подходам к безопасности России (Program on New Approaches to Russia’s Security) при Центре стратегических и международных ислледований (Center for Strategic and International Studies) – аналитическом центре в Вашингтоне, США (прим. пер.)
Россия вызывает неоднозначные оценки даже если она кажется стабильной и функционирующей. С началом второго президентского срока Владимира Путина, можно с равной долей здравого смысла заявить и что Россия стала “нормальной страной”, и что “незаконченная революция” вылилась в “полу-авторитарность.” [1] В этой статье обращено внимание на вопрос качества и направленности недавних политических перемен в России. Хоть Москва больше и не идёт путём демократических реформ, она всё же не съезжает прямо назад к “командной системе.” Пост-коммунистическая траектория России была чрезмерно неровной, чтобы делать какие-нибудь линейные эктраполяции. Ранний период хаотичных перемен закончился экономическим коллапсом в августе 1998 года. После этого, Россия не угодила в ловушку своих неудачных реформаторских попыток, но приобрела новый, хоть и неустойчивый динамизм. Если систему при Борисе Ельцине можно было охарактеризовать как “стабильную нестабильность”, то путинский режим демонстрирует “нестабильную стабильность”, которая парадоксально сочетает в себе усилия по модернизации со средствами контроля, генерирующими де-модернизацию.[2]
Для того, чтобы полностью проанализировать эти взаимоисключающие тенденции, понадобился бы разносторонний, многовекторный подход. В этой статье мы ограничимся рассмотрением того, как жёстко была распределена консолидированная пост-ельцинская политическая элита России вокруг центрального властного трона. Этот подход может напоминать острый интерес к нечётким проявлениям византийской интриги, продемонстрированный кремлинологией Советской эпохи, но он может помочь выявлению влияния на путинский режим продолжающихся смен и перестановок в верхнем слое политического класса.[3]
Эффективность управления может показаться чисто техническим вопросом, но решение Кремля сделать на ней ударение в контексте административной реформы свидетельствует о её политической важности. И действительно, она может послужить ключём к реальному источнику силы России. Образ энергичного государства, способного собирать налоги и осуществлять властные функции, может быть вполне убедительным, но некоторые эксперты (на самом деле) усматривают дегенерирующее государство с раздутым, неэффективным штатом бюрократов, полагающееся на PR-фокусы для создания иллюзии контроля.[4] Последнее мнение выглядит правдоподобным, потому что даже в то время, как Кремль преувеличивает свою силу, через дымовую завесу проступают признаки слабости. Экономический рост, который принято считать недвусмысленно подтверждённым статистикой, частично является “виртуальным”, и Всемирный Банк высказал (в этом отношении) сомнения.[5] Это совсем не значит, что режим Путина является, как в поговорке, колоссом на глиняных ногах,[6] но это может свидетельствовать о существовании в системе критических недостатков.
Хоть сильные и слабые стороны России влияют на те внутренние и внешние функции, ожилаемые от неё, в настоящей статье мы ограничимся анализом внешнеполитического измерения. Россия Путина имеет более видный международный профиль, чем это оправдано её “объективной” мощью, и в значительной степени это является результатом уверенного руководства. Таким образом, анализ состава и организационных схем руководящих кадров России может указать на диапазон возможных результатов во внешней политике и политике безопасности. Нам открывается картина небольшой правящей элиты, имеющей мало управленческого опыта и даже ещё меньше сомнений. И, как результат, вместо того, чтобы восстанавливать разрушающуюся оборонную систему России, она (занята) проведением дешёвой краткосрочной внешней политики.
Силовики: всю власть “властным парням”
Силовики – это ключевой термин в дискуссиях о президенстве Путина, но гипотезы, основанные на мнении о восхождении силовиков и на какой-то, связанной с этим теории заговора, мало что могут объяснить, если при этом не использовать точное и широко принятое определение этого термина.[7] Буквально, эта нетрадиционная конструкция означает “сильные люди” или “властные парни” (с сильным ударением на характерных личностных достоинствах мужчин). Обзор литературы показывает, что этот термин используется в трёх главных контекстах для определения разных, но взаимосвязанных тенденций.
В архиве 7 декабря 2004
Похожие статьи:
- Центральная Азия и Кавказ: новое поле боя ("The Washington Quarterly", США)
- Центральная Азия и Кавказ: новое поле боя («The Washington Quarterly», США)
- Истоки поведения России
- Глава XIII. "Священная атлантическая империя" на пороге Третьего Тысячелетия: новый «передел» мира.
- Russia: Old foe or new ally?
- Наталия Нарочницкая: "Ирония – великое оружие…". Гарри Каспаров и национальная безопасность США
- Навязанная России в 90-е идеология поставила нацию на грань вымирания
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.