ОСВОБОЖДЕНИЕ ОТ МИФОВ

. Братство понимается как классовая солидарность в борьбе за свои права, «а не как общечеловеческое братство… В тройственных лозунгах демократии – «свобода, равенство, братство» – ударение решительно падает на свободу и гораздо меньше на «равенство» (кроме равенства перед законом), «братство» же играет здесь роль скорее лозунгового придатка…
Просвещение континентальной Европы было достаточно сильно переплетено с первохристианскими идеалами равенства, Руссо писал: «Все люди братья». Это заложило основу для развития демократии как антитезы сословному обществу, абсолютизму и неравенству перед законом. Но более раннее англосаксонское Просвещение, имея источником кальвинистскую идею, делало изначально основной упор на индивидуализм. Гоббс заявлял: «Человек человеку волк».
Именно это стало основой версии «гражданского общества», где индивиды не связаны ни духом, ни миросозерцанием, ни историческими переживаниями, ни едиными представлениями о грехе и добродетели, которые в христианском, особенно православном толковании и делают из народонаселения нацию.
В идеологическом арсенале постсоветского «либерализма» центральный тезис: «прогрессивное и демократическое гражданское общество» – это не нация, преемственно живущий организм с общими историческими переживаниями, а совокупность индивидов, объединённых отметкой в паспорте. В качестве мерила цивилизованности был провозглашён тезис «где хорошо, там и отечество», а в качестве образца демократа – «гражданин мира», который в Совете Европы демонстрирует, «как сладостно Отчизну ненавидеть», и участвует в «поражении собственного правительства в войне». Не так вела себя Европа в те времена, когда она являла миру великую культуру и великие державы…

– Каков общественный идеал либертарианцев?

– Это совокупность индивидов, ничем не связанных, не сопричастных делам своей страны. Но «мы» – не простая сумма многих «я». Становясь частью общности, человек приобретает те качества, которых бы у него не было вне неё. Марксизм и либертарианство – две версии безрелигиозного, безнационального глобального сверхобщества, соперничающие в ХХ веке за глобальное управление им.
Левицкий думал о том, как сохранить подлинную свободу: будущее и не в коллективизме, и не в индивидуализме, а в «персонализме» – утверждении свободы и служении высшим надмирным этическим и религиозным ценностям.
Мне кажется, только русские ещё остались единственными, кто о подобном задумывается. Кумир наших либертарианцев – Европа – являет собой в этом отношении огромный упадок.
Отечественный либерал прошлого сегодня бы не увидел в Европе ничего – ни одного духовного задания, а только следы ростовщика везде и во всём, этого подлинного хозяина нынешней «либертэ», крушителя всех цивилизаций мира и могильщика великой европейской культуры. И об этом трубят и бьют в колокола европейские интеллектуалы-консерваторы антиглобалисты. Но нам показывают только леваков-антиглобалистов, которые, мне кажется, содержатся на деньги глобалистов, ибо им выгодна маргинализация протеста.
Либералам прошлого был бы непонятен тезис, что физическая жизнь – высшая ценность. Это же конец всей культуры, не только христианской. Кто пойдёт на смерть, если физическая жизнь – высшая ценность? Это извращение христианской категории бесценности и неповторимости человеческой личности – яркий пример, до чего может дойти воинствующий либертарианский дух в отрицании высших ценностей и в утверждении абсолютной суверенности человека от всех ценностей.

– А свобода?

– Ещё один миф наших либертарианцев – свободою исключительно владеют они. Но ведь это глубоко христианская категория, свобода воли человека – дар Святого Духа, данный вместе с умением различать добро и зло, грех и добродетель. В этом треугольнике развивалась культура, она вся порождена грандиозным испытанием свободной воли человека перед соблазнами зла, ощущением долга перед Богом и людьми.
Когда исчезают понятия греха и добродетели и свободу провозглашают безграничной, грех и добродетель – равночестными, добро и зло – неразделёнными, это означает признание за злом такого же потенциала, как за добром.
Главная отличительная черта наших «правых» – удручающий дух смердяковщины: «Я всю Россию ненавижу-с!»
Либертарианцы убеждают: будущее России – в совершеннейшей капитуляции перед Европой.

– Для чего «правым» нужны «свободы»?

– Нарциссизм – для души, гедонизм – для тела. Это рабство плоти и гордыни. Постсоветский либертарианец, не знающий ничего из всей преемственной человеческой культуры, показывает нам, как на светоч, на Америку – типичную цивилизацию без культуры как порождение духа в шпенглеровском толковании, на «цивилизацию пепси-колы».
Как говорила ярчайшая Ксения Мяло, «Россия и славяне, выстояв перед мощнейшим натиском католицизма, перед сумрачным германским гением, должны капитулировать перед «попсой»?! Наши западники эволюционируют вместе со своим кумиром, поражая отсутствием всяких идеалов вообще. Всеобщий скотский материализм («Съел – и порядок, бери от жизни всё!»), свойственный сегодня как обывателю, так и российскому «интеллигенту», поражает убогостью запросов.

– «Правые» много говорят о «среднем классе», который так и не развивается в России…

– В России никогда не было среднего класса, подобного европейскому. «Правые» удивляются: «средний класс» за них не голосует, хотя они столько о нём пекутся. Но «средний класс» в России не будет голосовать за тех, кто говорит, что патриот – только негодяй, что Россия – неудачница истории, что транссексуалы и содомиты – проявление свободы.
Средний класс всегда консервативен. Он был революционен только во времена Французской революции, ломавшей сословные перегородки и устранявшей неравенство перед законом

В архиве 19 мая 2004